Он не ошибся. Николай Всеволодович уже снял было с себя, левою рукой,
теплый шарф, чтобы скрутить своему пленнику руки; но вдруг почему-то бросил его и оттолкнул от себя. Тот мигом вскочил на ноги, обернулся, и короткий широкий сапожный нож, мгновенно откуда-то взявшийся, блеснул в его руке.
Неточные совпадения
Зимой я по неделям сидел дома, а когда позволялось проехаться, то в
теплых сапогах,
шарфах и прочее.
Наконец раздался тихий, густой звук больших стенных часов, пробивших один раз. С некоторым беспокойством повернул он голову взглянуть на циферблат, но почти в ту же минуту отворилась задняя дверь, выходившая в коридор, и показался камердинер Алексей Егорович. Он нес в одной руке
теплое пальто,
шарф и шляпу, а в другой серебряную тарелочку, на которой лежала записка.
В
теплой шубе и дохе, которую казак повязал поясом и
шарфом, он стал еще более похож на медведя и, переваливаясь в тяжелых валенках, вышел на крыльцо, у которого его уже ждали сани…
Дав слово вскорости повторить свое посещение, гости наконец удалились; приветливые взоры Эмеренции сопровождали их до самой столовой, а Калимон Иваныч вышел даже в переднюю и, посмотрев, как проворный слуга Бориса Андреича закутал господ в шубы, навязал им
шарфы и натянул на их ноги
теплые сапоги, вернулся в свой кабинет и немедленно заснул, между тем как Поленька, пристыженная своею матерью, ушла к себе наверх, а две безмолвные женские личности, одна в чепце, другая в темном платочке, поздравляли Эмеренцию с новой победой.
Дама об этом и слышать не хотела, но он продолжал настаивать, и когда люди не стали ему запрягать лошадей, то он завязал шею
шарфом, надел
теплые сапоги с мехом и пришел к тете по снегу четыре или пять верст пешком.
Почтенный Степан Ильич, проплававший более половины своей пятидесятилетней жизни и видавший немало бурь и штормов и уверенный, что кому суждено потонуть в море, тот потонет, стоял в своем
теплом стареньком пальто, окутанный
шарфом, с надетой на затылок старенькой фуражкой, которую он называл «штормовой», с таким же спокойствием, с каким бы сидел в кресле где-нибудь в комнате и покуривал бы сигару.
Охая, зевая и крестясь, они быстро спрыгивали с коек, одевались, натягивая поверх
теплых шерстяных рубах свои куцые пальтишки, повязывали шеи гарусными
шарфами и, перекидываясь словами, поднимались наверх на смену товарищам, уже предвкушавшим наслаждение койки.
Она сняла с себя большой платок, с шеи
шарф и закутала в них озябшего, несмотря на
теплую одежду, ребенка. Снег забрался ей за ворот и холодными каплями скользил у ней по спине.